Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Е"

1. Луганов Андрей: Единое

Входимость: 1. Размер: 5кб.

Часть текста: нельзя его распространить в безконечном количестве изданий, нельзя "дать" его в руки всем, способным читать и воспринимать мощное и правдивое слово. Автор "Смерти Ланде", "У последней черты", "Диких", писатель талантливый и своеобразный, он не был для нашего поколения ни учителем, ни руководителем, ни пророком. И вот теперь открылся новый Арцыбашев, новый писатель, новый человек властно тронул душу. Странное, тревожное, мучительное и счастливое, несмотря ни на что, чувство будят во мне статьи Арцыбашева. А читаются оне в самых неблагоприятных условиях: оне "устарели" - первая статья в сборнике написана в июле 1925 г., оне связаны с "бывшими" злободневными вопросами: возвращенския устремления Пешехонова, распря "руководящих верхушек" по поводу Зарубежнаго с'езда, возникновение "Борьбы за Россию" и связанныя с этим политическия "бури" - все среди тех же верхушек, и т. д., и т. п. Кроме того, статьи собраны вместе, оне не подогреты газетным оживлением, оне читаются подряд, что само по себе могло бы ослабить впечатление. Могло бы... если бы оне с первой и последней строки не говорили о самом важном, самом необходимом, единственно важном, чтобы жить, чтобы пережить не десять, а пятнадцать лет изгнания, и не утратить ни веры, ни любви. С первых дней революции, с момента общей осознанности гибели России, от Петербурга, через Омск, Харбин и до Владивостока, везде, где звучало и пока звучало свободное слово, ничего сильнее, ярче и полнее не было сказано, чем говорит эта слезами и кровью, великою и ...

2. Здзеховский Мариан: Арцыбашев и русский вопрос в Польше

Входимость: 4. Размер: 16кб.

Часть текста: он совесть, укреплял сердца, призывал к неумолимой и святой борьбе и клеймил ленивых и малодушных. Силой слова никто не превзошел его. "Могила Арцыбашева - сказал один из его друзей - стала святыней русской эмиграции и алтарем, на котором она приносит клятву продолжать борьбу. Этим и могила Арцыбашева страшна для большевиков...". "Я, русский писатель - так начал Арцыбашев в 1923 году свой первый фельетон в "За Свободу!" - любящий свою родину искренно и просто, как любят родную мать...". Он не покинул этой своей матери до свалившагося на нее несчастья: "Я полагал, что долг русскаго писателя быть со своей родиной в годину тяжких бедствий, дабы в свое время выступить свидетелем не ложным". И разстался он с Россией только тогда, когда ослабел кровавый шквал и "наступила серенькая осень постепеннаго отмирания большевизма". В течение пяти лет жизни под властью большевиков он ни разу не склонился перед ними: "Я ни единой минуты не служил большевикам; за все пять лет не получал от них никакого пайка, кроме той осьмушки хлеба, которую выдавали по карточке третьей категории всем и каждому; я не домогался охранных грамот и потому потерял все, что мог потерять; я не подчинялся советским декретам, поскольку они относились ко мне лично, и до самаго конца пребывал в положении злостнаго дезертира, как военнаго, так ...

3. Встреча (с Николаем II)

Входимость: 2. Размер: 4кб.

Часть текста: Вдали бледно мерещился шпиц угрюмой крепости. В дальнем тумане тонули дворцы и сады. Молодой человек в очень потертом пальто и фуражке сидел на одной из гранитных скамей пустынной Дворцовой набережной. Направо от него величаво хмурился Зимний дворец, и скучно желтело приземистое Адмиралтейство. Дальше призрачно висел в воздухе темнозеленый купол Исаакиевскаго собора, и у подножия его, посреди голой каменной площади меленький силуэт всадника, с грозно поднятой рукой, куда то скакал на неподвижном коне. Еще дальше, синело тяжелое здание Сената, а за ним расплывалась туманная перспектива огромнаго призрачнаго города. Молодой человек смотрел в сторону дворца, где у одного из под'ездов взад и вперед прохаживались какие-то люди в серых шинелях и круглых барашковых шапках. Это полиция ожидала императора. Молодому человеку, недавно приехавшему из глухой провинции, очень хотелось посмотреть на царя. Он думал, что царь сейчас должен выйти из дворца, и не сводил глаз с под'езда. В это время сзади послышался четкий и звонкий стук подков. Молодой человек быстро обернулся и увидел полным махом надвигающагося кровнаго рысака, вытянутыя...

4. Человеческая волна. Глава XV

Входимость: 1. Размер: 10кб.

Часть текста: кричали и махали руками, о чем-то предупреждая, но поезд, не останавливаясь, с грохотом и звоном прошел дальше. — Нельзя останавливаться! — сказал машинист Кончаеву так просто, точно они вместе делали одно общее дело. — Уклон близко, и если остановиться потом не разгонишь, а нам надо пролететь во весь мах… Кончаев тупо кивнул головой. Страшное возбуждение, в котором прошел день, теперь упало и, падая, унесло из тела всю силу и из души все, кроме сознания тяжелой, тупой усталости. Хотелось лечь где попало и заснуть, забыть все, что было и будет. Голова одновременно стала и тяжелой, и легкой, тянула вниз и качалась от малейшего толчка. Плохо соображая, он равнодушно выслушал машиниста и сел на приступочек тендера, прислонив голову к холодному твердому железу. И сразу беловатый туман охватил его, и Кончаев поплыл куда-то в сторону сладко и бессильно, как человек, у которого закружилась голова. А поезд все шел вперед. Уклон приближался со страшной быстротой. Машинист, черный, сухощавый и твердый, высунувшись...

5. У последней черты. Часть первая. Глава Х

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: смотрел в угол, и, если бы не этот взгляд, странно сознательный среди всеобщего сна и молчания, его можно было бы принять за труп: бессильно лежали высохшие, покрытые на суставах мертвыми узлами руки, голова, лицом вверх, тяжко придавила подушку, и острыми углами выдавались из-под простыни кости скелета. Маленькая старушка с белыми волосами тихо спала на соседней кровати и сладко похрапывала во сне. Иван Иванович смотрел и думал. Голова его была ясна. Мысль напряженно и неустанно работала все в одном кругу. Память подставляла не те слова, но Иван Иванович не замечал этого. Когда надо было говорить и передавать людям о своих страданиях, было мучительно, если память заскакивала, и слово, которым хотелось выразить страшную муку, говорило странную, смешную нелепицу. Было стыдно своей дряхлости и убожества, больно, что его не понимают, что невыносимое чувство тоски не передается, и на лицах окружающих видно только слабое, тусклое сожаление. Но теперь никто не слушал его, никто не притворялся, что понимает его лепет, и мысль, без слов или первыми попавшимися нелепыми словами, работала с железной силой. Смерть была тут. Иван Иванович знал, что жить осталось уже немного. Правда, он не представлял себе, что это будет через день, два. Он думал только, что ему не дожить до сентября, в крайнем случае — до зимы. Но в сравнении с жизнью эта страшная туманная осень, казалось, была уже за дверью. А жил он так долго! Оглядываясь назад, Иван Иванович видел безначальную вереницу лет. Он одновременно помнил себя мальчиком и студентом, и старым профессором, чинно всходящим на кафедру. В туманный и громадный узор путались миллионы мелких и важных фактов: женитьба, единица, полученная на...