Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Т"

1. Гиппиус З. Н.: "По Арцыбашеву"

Входимость: 1. Размер: 8кб.

Часть текста: сколько противный: о гимназисте, всадившем кухонный нож в живот проститутки. "Смерть Ланде" Арцыбашева - был рассказ "современный", т. е. по-современному написанный, но выделявшийся на фоне тогдашней современности прелестной своей свежестью, нежностью (да, вот это очень помню, именно - нежностью) и какой-то, уже ставшей для нас непривычной, - осмысленностью. В литературной среде поднимались споры об этом рассказе и об Арцыбашеве. В нем находили отдаленно-родственные черты с Достоевским: Ланде мог бы быть, как сказал кто-то, внучатным племянником князя Мышкина. Что молодой новый писатель талантлив - не сомневался никто. Мы радовались: не поможет ли нам он косвенным путем, поставить Л. Андреева на свое место. Горький уже был тогда на ущербе, и давненько не заявляли мне разные студенты, что идут жить "по Горькому", поступают в "босяки". Во время этих разговоров о новом писателе, кто-то начал строить пессимистические предположения: вот увидите, пройдет несколько лет, - и Арцыбашева, тоже, насмерть заласкают; он талантлив? - Тем больше его жаль. От "успеха", вроде Горько-Андреевского, обязательно теряется голова; а не будете ли вы спорить, что голову потерять - всей птичке пропасть... Да подождите, посмотрим. Конечно, не дай Бог никакому молодому таланту очутиться в обезьяньих лапах "публики". Но будем надеяться, что Арцыбашеву не грозит потеря головы и не обрушится на него горьковский успех. Пусть пройдет несколько лет... Несколько лет...

2. Санин. Глава XXV

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: его чернела слепая громада паровой мельницы с тонкой черной трубой, печально и одиноко устремившейся к далеким тучам, а вокруг шли черные амбары и нигде не было деревьев, кроме палисадника под окнами флигеля. Там было открыто окно, и полоса яркого света среди тусклой тьмы пронизывала прозрачно-зеленые листья. - Унылое место! - сказал Санин. - А мельница давно не работает? - спросил Юрий. - О да... давно стала, - ответил фон Дейц и, мимоходом заглянув в освещенное окно, сказал необычайно довольным голосом: - Ого!.. Народу набралось порядочно... Юрий и Санин тоже заглянули через палисадник. В светлом веселом четырехугольнике двигались черные головы и плавал синий табачный дым. Кто-то высунулся из окна в темноту, и темный, широкоплечий, с курчавой головой, окруженной сиянием волос, заслонил все. - Кто там? - громко спросил он. - Свои, - ответил Юрий. Они поднялись на крыльцо и наткнулись на человека, сейчас же начавшего дружелюбно и поспешно пожимать им руки. - А я уже думал, что вы не придете! - радостно заговорил он с сильным еврейским акцентом. Соловейчик, Санин... - сказал фон Дейц, знакомя их и дружелюбно пожимая холодную и чересчур трепетную ладонь невидимого Соловейчика. Соловейчик смущенно и робко хихикал. - Очень рад... Я так много о вас слышал, и, знаете, это очень... - бестолково говорил, пятясь задом и не переставая пожимать руку Санина. Спиной он толкнул Юрия и наступил на ногу фон Дейцу. - Простите меня, Яков Адольфович! - вскрикнул он, покидая Санина и цепляясь за фон Дейца. И оттого они все запутались в темных сенях так, что долго никто не мог найти ни дверей, ни друг друга. В передней, на гвоздях, вбитых нарочно для этого вечера аккуратным Соловейчиком, висели шляпы и фуражки, а все окно было уставлено плотной массой темно-зеленых пивных бутылок. И передняя уже была полна табачного дыму. На свету Соловейчик оказался молоденьким евреем, черноглазым, курчавым, с красивым худым лицом и порчеными...

3. У последней черты. Часть вторая. Глава XIX

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: величину… Скверно!» Сумбур был у него в голове, и никак не мог Чиж собрать в стройное целое своих мыслей и чувств. Он до сих пор был подавлен, худо спал по ночам и во сне слышал грохот выстрела и падение трупа. Ему даже как-то не верилось: неужели это может быть на самом деле?.. Бледное лицо со странными косыми бровями неотступно стояло перед ним. «Бедняга, — думал он, — зачем?.. А Наумов — негодяй!.. Он не мог не понимать, с кем имеет дело!» Жизнь человеческая представлялась маленькому студенту такой, несомненно, абсолютной ценностью, что он даже забыл, какие там идеи были у этого Наумова: ему казалось, что как бы там ни было, а если бы Наумов наверное знал, к чему приведут его речи, он не говорил бы того, что говорил. Чиж не сомневался, что корнет Краузе застрелился именно под влиянием Наумова, и ему страшно хотелось увидеть инженера, чтобы в лицо высказать ему горькую правду. «Ведь это все равно, что убил, — думал он со щемящим чувством, — да и убил!» — Кирилл...

4. Наш третий клад

Входимость: 1. Размер: 18кб.

Часть текста: историка могли охватить ее во всем ее страшном размахе. Пока мы можем только накоплять тот документальный материал, по которому будущие историки и писатели создадут правдивую и проникновенную картину нашей эпохи. Отсюда понятно, какую огромную ценность, и не только для одной России, имеют те свидетельские показания о революции, в правдивости которых не может быть сомнения. Очевидно, что из всех таких свидетельств одними из самых ценных являются показания детей. Их никто не может заподозрить в предвзятости, в желании окрасить события в тот или иной партийный цвет. И вот, директору русской гимназии в Моравской Тшебове г. Петрову пришла в голову поистине гениальная мысль: по его инициативе всем ученикам этой гимназии было задано сочинение на тему "Мои воспоминания с 1917 года". Опыт дал такие потрясающие результаты, что его было решено повторить почти во всех эмигрантских школах, и в итоге получилось свыше двух тысяч человеческих документов, ценность которых нельзя даже учесть. Судя по тем отрывкам, которые приведены в только что изданной ...

5. У последней черты. Часть вторая. Глава IV

Входимость: 4. Размер: 31кб.

Часть текста: тощие акации. По ту сторону площади, утонувшей в жидкой грязи, блестели огоньки и дрожа отражались в лужах, широких, как море. Редкие прохожие, спрятавшись в воротниках и шлепая калошами, шли навстречу. Чиж не замечал никого. Он был один во всем свете, никому не нужный, униженный и несчастный. Все обычные представления разом вылетели у него из головы. Как в кошмаре, ему со всех сторон чудились смех, улюлюканье, оскорбления и побои. Точно все перевернулось и утратило всякий смысл. Было ярко только одно невыносимое сознание, что его схватили за шиворот, ударили и вышвырнули, как котенка, и со своим геройским порывом он был просто жалок и комичен. С каким жгучим наслаждением он схватил бы этого толстого купца за горло, прижал к стене и бил бы прямо по роже, — бил бы до тех пор, пока не устали руки!.. И с безнадежным сознанием своего бессилия, с физическим отвращением ко всяким словам и утешениям у него была острая тоска по грубой простой силе, по здоровым кулакам. Сколько раз эта грубая сила становилась ему поперек дороги, но еще никогда никто не вышибал из него светлых порывов так просто и — парою подзатыльников. Это было смешно, безобразно и глупо. Это так не вязалось с тем красивым самоотверженным чувством, которое толкнуло его на защиту несчастной девушки, что рождалось впечатление какого-то скверного анекдота. Чиж задыхался. Он был как в бреду, кусал дрожащие губы, сжимал кулаки, шлепал прямо по лужам, ничего не соображая и только повторяя бессмысленно: — По лицу… по лицу… меня по лицу!.. А-а! — в отчаянии простонал он, и в эту минуту кто-то его окликнул. Чиж...